Натали О`Найт - Время жалящих стрел
Тяжело ступая, Цернуннос двинулся на зов.
Копыта Оленя крошили камень мостовой. Мощные руки походя обрушивали стены домов и сносили крыши. Он ненавидел эти каменные пещеры, где заперлись его рабы от гнева божества. Он разрушит их все, до основания.
Он запретит смертным жить в этих клетях. Как в прежние времена, лес сделается их вотчиной. Лес, где Цернуннос возобновит свою охоту, загоняя их, точно дичь. Лес, где Зверобог будет убивать…
Конан вполголоса выругался. Эта тварь раздавила его скакуна. Он оглянулся – нет ли где коня. Но вокруг только дымились руины домов, а на каменном крошеве, красном от крови, беспорядочно валялись трупы.
К киммерийцу подбежали два уцелевших воина в помятых доспехах. Один сжимал в руке копье с блестящим наконечником. Другой меч.
Северянин усмехнулся. Странные все-таки эти аквилонцы. Прилаживают себе на копья золотые наконечники, вместо того, чтобы позаботиться о безопасности столицы и укрепить крепостной вал. Он был уверен, поддерживай они ее в порядке, и чудовищу нипочем было бы не расшатать стену.
Конан смахнул с волос белую пыль и прищурился. Похоже, этот красавец направляется прямиком во дворец. Что ж, там, по крайней мере, есть ров с водой, на дне которого огромные шипы, говорят даже, из клыков дракона. Насчет достоверности последнего варвар сильно сомневался, но надеялся, что укрепления сумеют защитить Лурд от опасности.
– Пошли за ним, – махнул он воинам. – Не выпускать эту нежить из виду!
Но упустить из виду Зверобога было сложно. Огромная фигура виднелась издалека. Похоже, лесной колосс забавлялся тем, что срывал с домов черепичные крыши. Вот уж будет работы кровельщикам, усмехнулся про себя Конан.
Вместе с двумя уцелевшими воинами Конан бросился в погоню за чудовищем. Он бежал, что было сил, но Бог-Олень стремительно уходил вперед, и киммериец мог стать лишь бессильным свидетелем бесчинств, творимых разбушевавшимся демоном.
Он видел, как рушились дома под его напором, как гибли люди, пытавшиеся укрыться в них.
Он видел, как какой-то смельчак, пытаясь защитить жену и дочь, прятавшихся у него за спиной, подскочил к Богу-Оленю и полоснул его мечом по ноге.
Клинок разлетелся на куски, точно стеклянный. Осколки брызнули во все стороны. Но утративший страх безумец не отступал. Конан видел, как схватил он кинжал и вонзил его в голень гиганта.
Бог-Олень на мгновение замер. Кровавые бельма полыхнули огнем.
Он опустил чудовищную длань – и зеленые когти смяли грудную клетку несчастного. Тот испустил предсмертный вопль, сменившийся хрипом. А Цернуннос, отбросив жертву, поднес руку к пасти и с наслаждением принялся слизывать кровь.
Конан слышал, как выворачивает наизнанку лучника рядом с ним. Привычный ко всему, закаленный в боях боссонец не выдержал… Да он и сам едва сдерживал подступающую к горлу тошноту.
Сузившиеся по-кошачьи глаза Конана проводили удаляющееся чудовище. Он был прав – тварь идет ко дворцу, но выбирает окольный путь, по широким улицам.
Там, где легче пройти. И где гуще толпа.
Но были и другие пути, по узким улочкам, где и двоим было не развернуться – зато они шли прямо к цели. Там он и перехватит лесную нежить!
Нельзя позволить ему и дальше бесчинствовать в Тарантии!
Подав знак боссонцам, Конан бегом бросился в лабиринт городских закоулков. У него не было определенного плана действий, он полагался на инстинкт. Но железная воля вела его вперед, не давала отступить.
Он должен остановить Цернунноса!
В самом начале широкой дороги, что вела на холм, к королевскому дворцу, возвышался храм. Был он не так велик и роскошен, как Храм Тысячи Лучей в Южном городе – но то было излюбленное святилище тарантийской знати, и потому подношения стекались сюда обильные, и жрецы не были обижены дарами. Храм Восшествия, как называли его, был оправленной в золото жемчужиной в тиаре Солнцеликого.
Ступени розового мрамора вели к нему. Два огромных нефритовых льва в два человеческих роста охраняли вход в святилище; рядом несли службу храмовые стражники, держа наперевес копья с золотыми наконечниками.
Приближающегося Зверобога они узрели издали. Сперва о нем возвестили бегущие в слепом ужасе толпы горожан, остановить которые не смогли никакие увещевания жрецов. Орущий, воющий, ревущий людской поток тек мимо них ко дворцу. Почти весь город собрался уже у стен Лурда. Даже отсюда видно было, что площадь перед дворцом черным-черна от людей. В самом же городе не осталось почти никого.
Жрецы Солнцеликого оказались храбрее прочих, хотя, завидев чудовище, бежали и многие из них. Но верховный жрец храма Гарен – сухощавый старик с выскобленным черепом – бесстрашно выступил Цернунносу навстречу.
– Остановись, демон! – воззвал он, воздев руки к небу.
На жреце было парадное одеяние, синее, расшитое парчовой нитью, на плечах – белая плащаница, скрепленная заколкой в виде солнечного диска, на голове – золотая тиара. Тысячи глаз были прикованы к нему, слуге Солнцеликого. Кто сможет остановить чудовище, если не он!
– Остановись, презренный! – выкрикнул он вновь, чертя в воздухе Знак Митры – свастику солнцеворота.
Двое жрецов со смятенными лицами, что жались позади, бросая испуганные взоры на стремительно приближающегося Бога-Оленя, торопливо подали ему свернутую ткань.
– Именем Митры взвываю к тебе! Остановись! Жрец развернул сверток. Это оказался покров алтаря с вытканным золотой нитью изображением Подателя Жизни. Служитель вытянул руки вперед, загораживаясь образом своего бога, точно щитом.
– Изыди, нечисть! Узри облик истинного бога – и изыди!
Цернуннос, не замечая воплей служителя Митры, шел прямо на него. Земля сотрясалась под тяжестью его шагов, и жрец, потеряв равновесие, вдруг упал на колени. Толпа ахнула. Где-то заплакали дети и женщины.
Суровый старец силился встать, сжимая в костистой руке покров с солнечным кругом.
– Именем Митры, заклинаю тебя остановиться!
Цернуннос был уже совсем близко. Чудовищное копыто нависло над распростершимся на земле жрецом – Зверобог на мгновение замер…
– Изыди, демон!
Жрец бессильно плюнул на стопу чудовища.
Копыто опустилось. Фонтаном брызнула кровь. Упавший покров окрасился алым.
И вдруг чудовище взревело. Но теперь это был крик не торжества, а боли.
С яростной жестокостью принялось оно топтать павшего жреца – покуда от того не осталось лишь кровавое месиво. Но вопль, полный ненависти и муки, все так же рвался из глотки гиганта.
Конан видел это. Они подоспели как раз вовремя.
Выходит, божество не так уж и неуязвимо, мелькнула в голове мысль.
